Friday, March 29

Интервью заместителя Министра иностранных дел Российской Федерации С.А.Рябкова журналу «Международная жизнь»

Google+ Pinterest LinkedIn Tumblr +

А.Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»: Видите ли Вы в ближайшей перспективе мир, расколотый на два лагеря: Запад и не Запад? Такое впечатление, что мировая политика переходит в состояние конфронтации с поисками партнеров для каждого центра силы. В этой связи возникает вопрос: какую модель международных отношений Россияпредлагает сегодня миру?

С.А.Рябков: Cразу оговорюсь, что события последнего полугодия радикально поменяли представления многих о том, что происходит в международных отношениях и каковы могут быть последствия этого. Россия продемонстрировала на деле, что она гарантированно обеспечивает свои интересы, защищает своих граждан, защищает русскоязычное население. После всего того, что на протяжении 8 лет творилось на Донбассе, просто не было другого выхода, кроме начала специальной военной операции. Ее цели, безусловно, будут достигнуты и стоящие перед ней задачи будут решены. Что касается идеи или предположения о том, что мы движемся к разделению  мира, международного сообщества на два лагеря, я думаю, что это не совсем так. Пройден этап биполярного устройства (не путать с биполярным расстройством) международных отношений, и сейчас, как это неоднократно говорилось нашими руководителями, мыслителями, аналитиками, – мир, несомненно, находится на пути к многополярности, полицентричности. Были на западной «поляне» размышления в том духе, что придет на смену этому противоборству двух систем, характеризовавшему жизнь после второй мировой войны на протяжении нескольких десятилетий. Некоторые выступали с радикальными идеями, что концепция полюсов или центров силы как таковая изжила себя. Я не согласен с таким выводом. Думаю, что все же будут центры притяжения, энергетические центры и с точки зрения проекции вовне своих интересов, своих подходов, и в прямом смысле слова «энергетические» центры как центры, производящие энергию в тех сферах, которые необходимы цивилизации. Россия уже стала и останется таким центром, и его роль будет укрепляться. Конечно, мы знаем, как развиваются азиатские страны, какие процессы на том огромном пространстве ускоряются, и как исторический Запад пытается противодействовать возвышению Азии, Тихоокеанского региона. Это борьба отживающих, отходящих подходов к международным отношениям, свойственных тем политикам и лидерам прежде всего на Западе, которые исключают альтернативы собственному доминированию, отрицают какой-либо дискурс в международных отношениях, кроме подтверждения другими готовности подчиняться этому самому Западу. Сейчас простота данной диспозиции очевидна, и происходящее напоминает нам о том, что такое коренные интересы и что нужно делать для того, чтобы их не потерять на новом историческом отрезке развития.

А.Оганесян: Как Вы оцениваете возможный альянс в будущем мироустройстве? Скажем, по какому пути могут пойти арабский мир, страны АСЕАН, страны Латинской Америки и Африки? Ну и, конечно, особый интерес вызывает вопрос об ориентации таких гигантов, как Китай и Индия.

С.А.Рябков: Я, безусловно, хотел бы убедиться в том, что все регионы, которые Вы упомянули, будут движимы по большому счету идеей гарантированного обеспечения собственных интересов. Гарантированного – имею в виду недопустимость деструктивного вмешательства извне; неприемлемость произвольных мер, ограничивающих экономическое развитие; возможность взаимодействовать в разных областях с мировыми партнерами, которые готовы и настроены на это, как Россия. Международная мозаика должна складываться не из серого и его пятидесяти оттенков, которые навязываются Западом, а действительно быть многогранной и многокрасочной картиной, где каждая страна, каждый народ в зависимости от своего исторического пути, но и, будучи обращенными в будущее, смотрят, ищут партнеров и находят взаимовыгодные, взаимообогащающие формы совместной работы. Конечно, легче сказать, чем сделать, и если бы так складывалось, то этот прекрасный, идеальный мир, наверное, был бы уже где-то на пороге, но приходится считаться с тем, что неоколониальные, гегемонистские подходы – это не лозунги, не элементы риторики из прошлого, а квинтэссенция того, с чем приходится иметь дело странам и на огромном евразийском пространстве, и в Латинской Америке, и в Африке, когда они сталкиваются с так называемым историческим Западом, коллективным Западом, во главе которого идут и действуют США.

А.Оганесян: В американской прессе все чаще можно услышать такие оценки: «военная поддержка Киева со стороны США намного больше походит на прямой конфликт с Россией, чем нас пытается уверить Администрация Дж.Байдена. Эта двусмысленность ставит страну в опасное положение». Насколько распространено подобное мнение в Америке и нарастают ли такие опасения в обществе и в политической элите США?

С.А.Рябков: Думаю, что понимание опасности той игры, которую ведет Администрация США применительно к России, используя для этого в своих целях Украину, несомненно, растет. Встревоженность от того, что Россия не сломалась, несмотря на весь прессинг (который также идет по нарастающей), что Москва решительно настроена  добиваться поставленных задач и не прогибаться под нажимом оппонентов и противников, присутствует, и нельзя недооценивать то и другое. Какая альтернатива нынешнему курсу у Вашингтона  – это нужно спрашивать у американских теоретиков и стратегов. Мы пока не видим признаков того, чтобы в практической линии этого государства наметился поворот к чему-то более разумному. Соответственно, происходит накопление факторов риска, наращивание потенциала, который может в конечном счете обернуться против интересов самих США. Безоглядность, я бы даже сказал, безотчетность, с которой политики в Вашингтоне следуют вот этому самоопределенному курсу, продиктованному сугубо внешнеполитическим и геополитическим эгоизмом ‒ это составляющая политики Вашингтона, которая находится вне поля коррекции и не меняется.

Мы будем и далее работать над тем, чтобы коллеги в Вашингтоне ясно, предметно, конкретно представляли себе, какие риски они сами создают и что по большому счету поставлено на кон. Я знаю, что есть целая серия уже и публикаций в том числе, а не только вбросов на ток-шоу, в каких-то блогах и так далее, где идет разбор того, что Россия декларирует насчет наличия у нее определенных «красных линий» и недопустимости их пересечения. У авторов возникают вопросы: где эти линии, и что конкретно будет происходить, если за эту черту или за эти линии США и их союзники заступят.

Можно предложить авторам такого рода критических вбросов два варианта ответа. Первый: а нужно ли нам конкретизировать каждый свой шаг, когда мы имеем дело с могущественным, опытным и по большому счету лишенным тормозов противником? Нужно ли давать ему какие-либо козыри для того, чтобы он обращал свое знание в ущерб интересам России? А в том, что США будут действовать именно против нас, у меня сомнений нет. Второе, что хочется сказать в этой связи: мы предельно ответственно относимся к задачам обеспечения и собственной безопасности, и безопасности и стабильности в мире. Это не игрушки. Это очень серьезные вопросы. Поэтому здесь нужны взвешенность, трезвость, спокойствие в подходах. Попытки провокаций в отношении нас, попытки вывести нас из равновесия ‒ это все будет продолжаться и дальше. Нельзя этому поддаваться, нужно сохранять выдержку, как это и происходит, и иметь опциональность в подходе к той или иной ситуации. Чем больше вариантов реагирования, тем мы внутренне сильнее. Мы твердо знаем, что движемся верной дорогой и в конечном счете достигнем поставленных целей.

А.Оганесян: Сергей Алексеевич, следующий мой вопрос несколько «повисает» в контексте «красных линий», но я его все-таки озвучу, поскольку он исходит от читателя журнала. На мой личный взгляд, мы немного злоупотребляем сейчас термином «красные линии». Злоупотребляем и мы, может быть, и, конечно, за рубежом, особенно на Западе. Наверное, это такой зондаж, прощупываются позиции, где этот предел терпению, а, может быть, нетерпению России. Вопрос конкретный. Если Вашингтон пойдет на поставки вооружений, которые будут способны наносить массированные удары по российской территории, будет ли этот шаг той чертой, когда Россия будет рассматривать США как прямого участника вооруженного конфликта?

С.А.Рябков: Сначала прокомментирую то, что прозвучало в Вашем вопросе в плане постановки под сомнение того, что у нас вообще существуют какие-либо «красные линии». Напомню, что когда осенью прошлого года Президент Российской Федерации В.В.Путин выступил с инициативой заключения юридически обязывающих соглашений, договоров с США и НАТО о гарантиях безопасности России, элементом нашей позиции было предупреждение о том, что отсутствие готовности со стороны Запада двинуться навстречу нашим ключевым требованиям будет означать пересечение определенной «красной черты». Я думаю, сегодня в мире найдется мало людей, готовых оспорить тот факт, что когда пересечение этой «красной черты» реально состоялось, наступили последствия, о которых мы тоже предупреждали ‒ посылали сигналы о том, что ответ будет военно-техническим ‒ но в которые мало кто верил на Западе, рассчитывая на то, что Россия пойдет на попятную, проявит слабость. Этого не произошло.

Мы видим, как США продолжают накачивать киевский режим все более смертоносными, дальнобойными вооружениями, как происходит расширение масштабов многоплановой помощи  в самых разных областях от разведки до подготовки военнослужащих и бойцов других подразделений, причем в этой работе заняты не только американцы, но и другие их союзники, особенно натовцы. Это создает новые вызовы. Мы готовы с ними справляться.

Но мы не готовы спекулировать на тему того, что, условно, если будет поставлен патрон определенного калибра в определенном количестве, то это одна ситуация, а если не будет поставлен ‒ другая; а если будет поставлено что-то еще, то мы тогда вообще будем все заново оценивать. Это вопросы, которые составляют текущую ткань работы по решению задач СВО, и здесь неуместны спекулятивные выкладки подобного свойства. Мы имеем возможности донесения своей позиции по мере ее эволюции ‒ а это в свою очередь зависит от множества обстоятельств, от меняющейся обстановки ‒ до оппонентов, что называется, на другом конце провода. Работают посольства, есть возможности переговариваться по телефону, идет определенная нотная переписка, и здесь недостатка каналов коммуникации нет, по крайней мере пока. Так что при возникновении обстоятельств, требующих еще более жестких предупреждений с нашей стороны, мы, несомненно, этими каналами воспользуемся, и в Вашингтоне, а также в других столицах тех государств, которые послушно, по сути закрыв глаза, следуют за тем, что им приказывают из Вашингтона, будут четко понимать и осознавать степень рисков и характер возможных последствий, если они пойдут на дальнейшее обострение.

А.Оганесян: Сергей Алексеевич, хотелось бы уточнить, возвращаясь к теме, которую мы затронули, об изменении отношения в США к тому, что происходит на Украине, к политике, которую проводит Вашингтон в контексте этих событий, к беспрецедентной конфронтации с Россией. Могут ли выборы в Конгресс изменить что-то в этом плане? И второе. Мы сейчас были очевидцами демонстраций, протестов, которые прошли в Европе, в Праге, Амстердаме, Париже. Это как-то сопоставимо по тренду, так скажем, с тем, что наблюдается сегодня в Америке? Или европейский вектор ‒ это одно, а американский ‒ другое?

С.А.Рябков: Я не стал бы преувеличивать значение предстоящих промежуточных выборов в Конгресс для корректировки курса официального Вашингтона на российском направлении и применительно к тому, что происходит сейчас на Украине. Сложился устойчивый антироссийский консенсус элит в США. Негативное, до пароксизмов ненависти, отношение к России свойственно всем, кто там задает тон, особенно в публичном пространстве. Многие политики делали и продолжают делать карьеру на неприятии современной России ‒ и делали они это задолго до начала специальной военной операции, задолго до событий 2014 года в Крыму. По мере того, как Россия освобождалась от наследия раннего постсоветского периода и становилась все более значимым самостоятельным игроком на международной арене, эти тенденции нарастали, перед нами опускали все больше шлагбаумов, нам создавали все больше помех и трудностей, проводились мероприятия провокационного характера на разных отрезках, в том числе очень масштабные. Сейчас другая ситуация, но это по большому счету не влияет на умонастроения в американском мейнстриме.

Что касается каких-то проявлений недовольства текущей ситуацией в Европе или даже в американском обществе, то, конечно, проводятся определенные социологические опросы, и видеоряд, который публикуется в связи с такого рода демонстрациями и другими проявлениями, тоже весьма красноречив. Однако проблема в том, что на Западе за последние годы, если не сказать десятилетия, образовался колоссальный отрыв между самоощущением и мироощущением населения, то есть основной массы людей, которые просто  живут своей жизнью и по большому счету далеки от экономических воротил в собственных странах, и политиков, которые стоят у руля. Этот отрыв настолько значителен, что критические импульсы из общества во власть, на мой взгляд, проходят сейчас гораздо хуже, чем несколько десятилетий назад.

Воспитанные в духе самоупоения собственным величием, принадлежностью к какому-то эксклюзивному клубу сверхлюдей все эти так называемые элиты не только в США, но и в других странах объединились на антироссийской основе и взаимно подпитываются идеями, проектами, которые, как им кажется, можно не без успеха реализовать на антироссийской почве. Это стало в известном смысле самоцелью ‒ они делают это не столько ради получения дополнительных очков, электоральных или каких-либо еще, а по большому  счету чтобы показать собственную антироссийскую «крутизну» перед такими же, как они, сидящими за такими же столами, участвующими в тех же мероприятиях, где меняются только таблички на столах и «задники» на подиумах для атрибуции к той или иной организации, где все эти люди заседают, а произносится ими одно и то же. Можно их даже не слушать, а просто сразу за них написать все то, что они могут сказать. Настолько это уже «иррелевантно» и набило оскомину.

А.Оганесян: Немецкий канцлер О.Шольц публично заявил, что перед специальной военной операцией на Украине заверил Президента Российской Федерации В.В.Путина в том, что вступление Украины в Североатлантический альянс в ближайшие 30 лет не произойдет. Как уточнил канцлер: «Альянс никогда не угрожал безопасности России». Вот, по его словам, на предложение Президента В.В.Путина снова начать говорить о контроле над вооружениями с НАТО и США Запад, дескать, ответил положительно, а соответственно причины для обострения ситуации на Украине не было. Как бы Вы прокомментировали такое заявление?

С.А.Рябков: Не берусь комментировать содержание контактов руководителей государств. Хотел бы сказать в этой связи немного о другом. Странно, что подобного рода заявления появляются после всего того, что уже обсуждалось и прошло через многочисленные публикации, аналитические сито ‒ в общем, по-всякому, со всех углов рассмотрено, изучено и детальнейшим образом, по косточкам, разобрано о том, что такое эти пресловутые гарантии Запада о нерасширении НАТО на Восток, о которых говорилось на протяжении конца 1980-х и в течение 1990-х годов. Насколько вообще эти гарантии стоили времени, потраченного представителями нашей страны на их заслушивание? Ведь на бумагу они положены не были. Это первое. Другая мысль, возникающая в связи с данным вопросом: а почему именно 30 лет, а не 29 или 31? Это какая-то магическая цифра? Что за эти 30 лет должно или не должно произойти?

А.Оганесян: Гарантия, что господин О.Шольц проживет столько? Он же тут почти как личный гарант выступает.

С.А.Рябков: Возвращаясь к теме о гарантиях, хотел бы упомянуть, что именно ФРГ, а также Франция и Польша были гарантами того соглашения, которое предшествовало государственному перевороту в Киеве. Затем в 2014 году последовала череда событий, которая привела к свободному волеизъявлению граждан Крыма и Севастополя, вхождению их в состав Российской Федерации. Если бы наши западные коллеги не пытались все время вести игру в одни ворота, лукаво, а по большому счету просто подло заниматься подменой понятий и геополитическим и политическим шулерством, тогда, я думаю, сейчас ситуация в Европе была бы гораздо спокойнее. Мы бы решали другие задачи и не обсуждали бы те тематику и повестку дня, которые теперь «стучатся к нам в двери» каждый день. Это не попытка с нашей стороны найти виновного или переложить ответственность. Это просто сухой пересказ событийной канвы.

То, что мы видим со стороны США, ФРГ, других еврограндов, наших европейских собеседников (ныне противников) ‒ это просто стремление указать России ее «место», как это «место» представляется данной группе, вопреки тому, что Россия на протяжении долгого времени призывала на всех уровнях договариваться на разумной основе, на базе баланса интересов. Все это было опрокинуто, проигнорировано. Группу людей на Западе, возомнивших себя вершителями судеб мира, история ничему не учит. Они продолжают упорствовать в собственных заблуждениях.

А.Оганесян: Устоят ли международные институты, созданные после Второй мировой войны: Всемирная торговая организация, Международный валютный фонд, Всемирная организация здравоохранения и другие? Не придет ли вскоре нужда создавать новые формы сотрудничества для новых международных отношений?

С.А.Рябков: Если участники этих организаций будут проявлять ответственность за мандат, по которому эти организации работают; если страны, входящие в эти организации, не будут использовать их как ширму для продвижения собственных геополитических интересов, дешевой и глупой «политической педагогики» в отношении Москвы и других стран, которые проводят собственный независимый курс в международных делах, тогда, я думаю, что из периода нынешних испытаний упомянутые Вами структуры выйдут укрепившимися, еще более солидными, способными играть позитивную роль в интересах решения глобальных проблем, которых немало. Если же продолжится нынешний тренд, когда каждую из этих организаций западники видят в качестве некой служанки, которая должна обслуживать только их интересы, из каждой пытаются сделать инструмент давления на Россию, тогда, я считаю, вопросов, подобных заданному Вами, станет все больше.

Мы уже не первый год сталкиваемся не просто с попытками, а с тенденцией подчинения международных организаций западным требованиям, в частности в ООН, где США,  Великобритания и их единомышленники по сути приватизировали ключевые звенья аппарата, Секретариата. Они проводят через Секретариат ту политику, которая им нужна, зачастую вопреки требованиям Устава ООН ‒ там ведь есть статья 100, которая гласит о беспристрастности международных чиновников и равноудаленности ‒ но все по боку. Все это приносится в жертву совершенно другим интересам, причем под такой курс подводится идеологическая база. Добром это может не кончиться, в том числе для упомянутых организаций.

А.Оганесян: По инициативе США происходит демонтаж создававшихся десятилетиями  механизмов контроля над вооружениями и поддержания стратегической стабильности. На доктринальном уровне американцы понизили порог применения ядерного оружия. Какова реакция России, учитывая, конечно, не только позицию США, но и происходящее сейчас на Украине?

С.А.Рябков: Реакция взвешенная. Она, безусловно, отрицательная и критическая с точки зрения оценки линии Вашингтона. Мы давно, задолго до событий, которые начались 24 февраля текущего года, предупреждали о том, что в США происходит размывание грани, за которой они допускают для себя применение ядерного оружия. Мы приводили конкретные примеры. Это началось не вчера, это началось при прежних Администрациях. Мы наблюдаем не просто за декларативными  попытками создать еще больше неопределенности вокруг того, когда и в какой ситуации США могут обратиться к ядерному оружию, а за соответствующей коррекцией в ядерном арсенале этого государства, где, в частности, на вооружение принимаются боезаряды варьируемой мощности. То есть даже сама идея, что можно «подкрутить» отдачу от ядерного взрывного устройства таким образом, чтобы где-то что-то полыхнуло, но по большому счету не стало событием вселенского масштаба (говоря утрированно и не терминологически выверенно, а просто для упрощения понимания  ситуации), само это стремление, на наш взгляд, ‒ признак того, что в головах людей, которые этим занимаются, разрабатывают и внедряют, сидит мысль о том, что в какой-то момент такое оружие может пригодиться в практическом плане, может быть применено на поле боя.

Мы всегда выступали и продолжаем выступать резко против идеи ограниченной ядерной войны. Мы твердо привержены постулату, что в ядерной войне не может быть победителей и она никогда не должна быть развязана. В прошлом году на встрече в Женеве Президент Российской Федерации В.В.Путин принял такое заявление совместно с Президентом США. 3 января уже в формате «ядерной пятерки» лидеры подтвердили этот постулат. Печально и вызывает тревогу, что несмотря на все эти шаги, США продолжают свои игры в данной сфере и одновременно продолжают приписывать России несуществующие концепции и намерения, а параллельно расширяют практику «совместных ядерных миссий» (это когда экипажи боевых самолетов неядерных государств-членов НАТО тренируются для применения тактического ядерного оружия). Начинаются разговоры о том, не перевести ли такую практику в другие регионы миры, в частности в АТР. Все это не настраивает на спокойный лад, требует внимательного отслеживания, анализа, учета. И мы продолжим жесткую критику действий США и их союзников в данной сфере.

А.Оганесян: Давайте напомним нашим зрителям и читателям журнала о том постулате, о котором мы сказали, который был утвержден в январе этого года. Как он звучит?

С.А.Рябков: Формула проста. Она была впервые заявлена в 80-е годы прошлого века Москвой и Вашингтоном. Звучит следующим образом: «В ядерной войне не может быть победителей, и она никогда не должна быть развязана».

А.Оганесян: Стоит ли в нынешних условиях садиться за стол переговоров с США по вопросам СНВ?

С.А.Рябков: Мы слышим поступающие из Вашингтона сигналы о том, что там вроде бы есть соответствующая готовность. Однако эти сигналы не подкрепляются практическими действиями, сопровождаются среди прочего упоминаниями о том, что в лице России США должны иметь ответственного партнера. Те, кто знаком со спецификой языка дипломатов, сразу же в этом почувствует подвох, а именно – отсылку к тому, что Россия должна, видите ли, изменить свое поведение, прежде чем что-то будет возможно. Второе ‒ то, что появилось в последнее время, буквально в последние недели ‒ это отсылка к тому, что готовность продолжить работу в этой сфере завязывается на возобновление инспекций в рамках ДСНВ. Да, ряд объектов, подлежащих инспектированию по ДСНВ, нами выведен на временной основе из-под применения соответствующих положений. Это было сделано по причине того, что мы не чувствуем готовность США обеспечивать на паритетной основе прием наших инспекционных групп. Не говоря уже о том, что ковидная ситуация и связанные с ней вопросы по-прежнему дают о себе знать и требуют урегулирования. Я не хотел бы сейчас обращаться к конкретике тех сигналов, которыми мы в данной сфере с американцами обмениваемся, и просто заверяю всех интересующихся данным сюжетом, что вопрос, что называется, на контроле. Как и когда он может быть решен ‒ это отдельная тема. Решение зависит от доброй воли США и множества обстоятельств. Здесь нет легких рецептов. Мы продолжаем соответствующие усилия, и да, мы понимаем, что ДСНВ, продленный в прошлом году на пять лет, истечет в 2026 году.

А.Оганесян: Военные эксперты – как российские, так и зарубежные – полагают, что в связи с ситуацией на Украине и агрессивной реакцией Запада резко возрастает роль тактического ядерного оружия. Согласны ли Вы с таким мнением?

С.А.Рябков: Возвращаясь к теме, которую мы обсудили несколько минут назад, хотел бы сказать, что США задолго до специальной военной операции запустили программу перевооружения, которая включает разработку и постановку на вооружение модернизированных термоядерных бомб В61-12. Они относятся к разряду нестратегического ядерного оружия. Вооружения такого типа размещены в ряде европейских стран-союзников США. Мы давно заявляли – и продолжаем придерживаться этой позиции – что если бы Вашингтон был реально заинтересован в укреплении европейской безопасности, начинать ему следовало бы с вывода таких вооружений на свою национальную территорию. Российская Федерация давно сосредоточила тактическое ядерное оружие на централизованных базах хранения и не имеет его за пределами национальных границ. Тему мы могли бы обсуждать и дальше под углом того, что США должны вывести свои вооружения такого типа из Европы и ликвидировать инфраструктуру для их возвращения. Но сейчас мы видим совсем другой тренд, когда, к примеру, бомбардировщики В-52Н перегоняются из Великобритании в Румынию, и по трассе их не просто сопровождают истребители в составе групп охранения стран НАТО, а контроль за этими машинами передается натовцам. То есть тенденция к искусственному нагнетанию напряженности налицо.

Если же и когда США «дозреют» для продолжения диалога по стратегической стабильности с нами, мы будем, как и ранее, настаивать на том, что в процессе соответствующих обсуждений нам предстоит выработать новое уравнение безопасности, которое включало бы учет всех факторов, влияющих на данную сферу. Американцам прекрасно, в деталях известна наша позиция на этот счет.

А.Огангесян: События вокруг Запорожской АЭС вызывают тревогу в России и также в Европе, но США, которые находятся за океаном, похоже, эта ситуация не очень-то и беспокоит?

С.А.Рябков: Мы приложили максимум усилий, чтобы посещение Запорожской АЭС группой экспертов МАГАТЭ во главе с генеральным директором Агентства Р.Гросси состоялось. Это посещение можно было провести гораздо раньше: еще в начале июня все детали и нюансы были полностью отработаны в контактах с Секретариатом МАГАТЭ, но получилось так, что по политическим мотивам ‒ я подчеркиваю, политическим, и у нас в этом нет никаких сомнений ‒ Секретариат ООН и конкретно департамент, отвечающий за безопасность, Секретариата ООН потребовал корректировки уже достигнутых договоренностей, и прошло еще три месяца, прежде чем поездка состоялась.

Видим, как киевский режим и стоящие за ним западные страны пытаются превратить Запорожскую АЭС по сути дела в заложника собственных амбиций, использовать ее как инструмент для решения задач, не относящихся ни к ядерной безопасности, ни к физической ядерной безопасности, ни к устойчивости энергоснабжения самой Украины. Все наоборот ‒ упомянутые задачи приносятся в жертву тем амбициям, которые с подачи Запада сформировались у киевского режима. Будем и далее разъяснять данную ситуацию во всех деталях. Группе Р.Гросси были предъявлены конкретные доказательства того, откуда осуществлялись обстрелы, что происходит. Очевидно, что попытки со стороны Киева поставить под угрозу станцию, город Энергодар, где живет персонал и члены семей, не прекращаются. Но мы сделаем со своей стороны все для того, чтобы никаких ядерных инцидентов не было. Осознавая безрассудство тех, кто ведет обстрелы, и безрассудство тех, кто помогает целеуказанием и снабжает современным дальнобойным вооружением киевский режим, будем делать максимум для того, чтобы там не произошло худшего.

А.Оганесян: Спасибо. Недавно министр иностранных дел Великобритании, ну а теперь лидер консерваторов и премьер-министр Л.Трасс заявила о своей решимости применить ядерное оружие в случае необходимости. Кто-то угрожает старушке Британии или это был, так сказать, такой предвыборный ход с целью впечатлить публику и примерить на себя наряд железной леди, ведь ассоциации с М.Тэтчер здесь прямые?

С.А.Рябков: Мы в курсе этих заявлений, мы сожалеем о них. Британская ядерная доктрина и политика в этой сфере для нас отнюдь не тайна за семью печатями. Нас среди прочего тревожит, что Лондон, в том числе в рамках небезызвестного партнерства AUKUS, пытается доказать всем вокруг, что в программе строительства подводного флота с ядерными силовыми установками для Австралии нет рисков ядерного распространения. На наш взгляд, просто смешно ставить вопрос в такой плоскости. Будем смотреть, что с AUKUS станет дальше.

Видим также сугубо деструктивную роль, которую играет Лондон в ситуации вокруг Украины и по ходу специальной военной операции. Мы преисполнены решимости действовать так, чтобы со стороны Великобритании никогда и ни в каком аспекте не исходила угроза для наших интересов безопасности.

А.Оганесян: Сами по себе такие заявления не понижают порог применения ядерного оружия? Даже говоря о сознании людей: люди слышат это все, и эта решимость с британской стороны довольно эмфатически была выражена, эмоционально.

С.А.Рябков: Безусловно, понижают, но дискутировать на этот счет с ними бесполезно, потому что они в своей фирменной, отработанной столетиями манере тут же расскажут, какие у них есть оговорки, дисклеймеры, сошлются на десятки ссылок, сносок и приведут язык, который по большому счету будет означать, что ничего особенного не произошло. Это все понятно, и тратить время на эти обсуждения с подобной публикой совершенно нет резона.

А.Оганесян: Но какую мы наблюдаем разницу. С точки зрения истории не так много времени прошло с заявлений М.Тэтчер, которые Вы, конечно, помните, что ядерное оружие ‒ это фактор сдерживания, и оно не будет применяться, оно просто не дало сползти «холодной войне» в горячую фазу. И вот теперь очевидна, действительно, какая-то деградация элит.

С.А.Рябков: Не хотелось бы выстраивать хронологию заявлений британских официальных лиц на данную тему, но то, что общая разнузданность риторики, конечно, бросается в глаза и по большому счету существенно отличается от того, с чем мы имели дело в прошлом, ‒ это факт.

А.Оганесян: Перенесемся в другие регионы. Как скоро можно ожидать расширения БРИКС и будет ли тогда меняться название?

С.А.Рябков: Я бы не говорил о том, что расширение БРИКС сейчас стоит непосредственно в повестке дня. Мы, конечно, приветствовали большой и неподдельный интерес со стороны ряда влиятельных международных игроков (среди них и аналитические центры, которые обратили на это внимание), и, разумеется, ряда стран к теме расширения БРИКС. Напомню, что в БРИКС по большому счету отсутствует процедура расширения. ЮАР в свое время была принята в БРИКС решением лидеров государств. Она тогда была фактически единственным претендентом, и ни у кого никаких вопросов в отношении мотивов или причин, побудивших ее обратиться к «отцам-основателям» БРИКС, не возникало. Сейчас ситуация совсем иная. Во-первых, есть выраженный интерес со стороны целой группы стран, и этим мы будем заниматься. Мы видели, как в других ситуациях решаются такие вопросы. Сила БРИКС всегда была и остается в том, что у нас общность целей, отсутствие скрытой повестки дня и навык двигаться от простого к сложному – в широком смысле этих понятий. Думаю, что потенциальные претенденты на подключение к БРИКС хорошо это понимают.

Во-вторых, есть форматы, в которых практиковалась и все больше практикуется «расширенная» работа по линии БРИКС, ‒ это, например, «БРИКС плюс». Мы приветствуем такой подход. Считаем, что он продуктивен, поскольку позволяет странам приобщаться к культуре БРИКС, которая сформировалась за эти годы. Будем смотреть, что дальше. А об изменении аббревиатуры тем более рано говорить, раз уж мы еще пока даже сам подход к теме расширения не сформулировали. Этим будем заниматься. Кстати, предстоящее в будущем году председательство ЮАР в БРИКС ‒ это еще один такой маркер о том, что тема будет с нами, она живая, все находится в динамике. Будем основательно отрабатывать данный сюжет.

А.Оганесян: Сергей Алексеевич, могли ли бы Вы перечислить те страны, которые проявляют интерес к более тесному сотрудничеству с БРИКС?

С.А.Рябков: Более десятка стран, представляющих разные континенты и разные регионы. Все они достойны, проявляют себя как партнеры, заинтересованные в равноправном сотрудничестве. Не стал бы здесь никого выделять «поименно». Просто хотел бы сказать, что мы приветствуем все эти сигналы. Соответствующие импульсы тщательно анализируются, и мы на них реагируем.

А.Оганесян: Можно ли ожидать скорейшего решения по иранскому ядерному досье, учитывая заинтересованность Вашингтона в налаживании отношений с Тегераном?

С.А.Рябков: Как Вы знаете, переговоры в Вене на протяжении всего периода с весны прошлого года прошли немало разных отрезков. Были определенные не взлеты даже, но подъемы активности и ожиданий. Были паузы.  Сейчас практически все готово к тому, чтобы можно было ударить по рукам, а затем ударить переговорным молотком по дощечке и констатировать, что результат есть, он достигнут и всех устраивает. Мы со своей стороны сделали немало, чтобы подготовить почву именно для такого решения. Считаем, что от его достижения выиграли бы все ‒ не только непосредственные участники переговорного процесса, но и регионалы на Ближнем Востоке. Да и в целом международная безопасность укрепилась бы. Мы показали бы, среди прочего, что на фоне бесконечного уклона наших западных оппонентов в санкции, угрозы, силовые приемы дипломатия дает результаты. Но, к сожалению, не все еще дошлифовано, дочищено. Мы остаемся в контакте со всеми. Не стал бы прогнозировать по времени, когда что возможно. Еще раз: основная часть работы проделана, но, как всегда бывает на любых переговорах – не только на столь сложных, как эти – ничто не согласовано, пока не согласовано все.

А.Оганесян: Вопрос от нашего читателя. В мире по известным причинам явно вступает эра финансовой нестабильности. Функция доллара, да и денег как таковых, когда их могут конфисковать по решению Запада, становится ненадежной и даже непонятной. Положение усугубляется тем, что мировая ресурсная база ‒ вода, продовольствие, энергетика ‒ становится все более дефицитной, а деньги ‒ нет. В каком направлении, на Ваш взгляд, будет развиваться эта ситуация?

С.А.Рябков: Не будучи специалистом в данной сфере, тем не менее рискну предположить, что неизбежно произойдет дальнейшее уменьшение роли доллара как универсального платежного средства и мировой резервной валюты. Просто в силу объективных экономических потребностей произойдет возникновение альтернативных доллару расчетных средств. Будут найдены формы работы, которые позволяют «не касаться» ‒ во избежание худшего ‒ американской финансовой системы, то есть даже не делать проводки через контролируемые ими корсчета.

То же самое относится и к евро, и к европейскому сегменту мировой финансовой системы в целом. Возможно ли это? Убежден, что возможно. В конце концов, попытки унизить целые государства и регионы, злоупотребляя особой ролью и статусом упомянутых валют и финансовых систем, переполняют чашу терпения и правительств, и экономоператоров. Так что путем обретения подлинной финансовой независимости, уверен, пойдут многие страны.

А.Оганесян: Еще один вопрос от читателя ‒ вполне закономерный в связи с недавними событиями. У Вас сохранились какие-то личные воспоминания о М.С.Горбачеве?

С.А.Рябков: Личных воспоминаний нет. В свое время я немного переводил ему с датского и на датский, но не более того. Думаю, что противоречивость этой фигуры понятна всем. И Царствие ему Небесное.

А.Оганесян: А как бы Вы оценили его внешнеполитическую деятельность? Как она отразилась на сегодняшнем положении России в мире?

С.А.Рябков: Думаю, что во внешнеполитической сфере М.С.Горбачев был, если хотите, романтиком, который недооценил нутро тех, с кем на Западе имел дело, и поверил в некие, я бы сказал, в некоторой степени прекраснодушные идеи, которые он разделял с другими политиками. Но жизнь сейчас все расставляет по местам.

А.Оганесян: Последний вопрос также от читателя: «Сегодня можно часто слышать: Россия вступила в острую фазу противоборства с агрессивным альянсом недружественных государств, который возглавляют США. Цель противника ‒ нанести нашей стране стратегическое поражение, устранив ее как геополитического конкурента. Я не согласен. Цель ‒ не устранить геополитического конкурента, а стереть Россию с политической карты, раздробив ее на осколки мелких территорий, которые будут управляться из Лондона и Вашингтона. Запад напал не на конкурента, а на народ и на страну, которые мешают ему жировать и повелевать всеми на земном шаре. Для них нынешнее противостояние с Россией ‒ это чуть ли не последний бой. Полагаю, из такой оценки западной стратегии нужно исходить. Каково Ваше мнение?»

С.А.Рябков: Думаю, что выводы, которые сформулировал автор этого вопроса, вполне имеют право на существование. Нельзя недооценивать серьезность текущего периода. Нам действительно объявлена тотальная война: она ведется в гибридных формах во всех сферах, и степень озлобленности наших противников огромна, чрезвычайна. Однако я хотел бы сказать, что Россия всегда, всей своей историей доказывала, что она с честью проходит периоды сложнейших испытаний и выходит из них укрепившейся и способной еще более эффективно, надежно, уверенно отстаивать собственные интересы, интересы своего народа. Так будет и на этот раз.

Share.

Leave A Reply